Читать интересную книгу "Тюремный дневник. 5 лет спустя - Мария Валерьевна Бутина"

милость тюрьмы была связана с тем, что личные свидания, даже через стекло, в «Шейди Грейди» не проводились, равно как и встречи с адвокатами – из-за отсутствия помещения, пригодного для этих целей. Записавшись в очередь и оплатив с тюремного счета, который пополняли с воли, около 7 долларов за 15-минутное общение, можно было увидеть родные лица. Кроме того, устройство позволяло записывать видеосообщения, за отправку которых тоже была определенная такса. Так я решила записать видеообращение к своей семье и всему российскому народу сразу. Мои адвокаты подали апелляцию по делу, стараясь убедить суд том, что мой приговор несправедлив, а статья о деятельности иностранным агентом без регистрации – неконституционна по своей сути, а на это были нужны деньги. Моим родителям было очень тяжело, потому я собрала всю свою волю в кулак, чтобы выглядеть максимально хорошо. «Русские не сдаются», – сказала я в завершении своего обращения, может, себе, а может, всему миру, держа в голове все то, что уже выпало на мою долю, а также то, что еще ждет впереди. «Не дождетесь, – думала я. – Фигу вам».

Это видео увидело свет и стало, как мне сказал папа, очень популярным. Я не знала, насколько, но одно я точно чувствовала нутром: американские власти мне этого никогда не простят. Империя зла должна была нанести ответный удар.

Новый карцер. Оклахома

Тем утром наши маленькие окошки в потолке тюремного барака заливал сильный дождь, отчего, несмотря на лампы дневного света, в помещении царил серый полумрак иногда со вспышками молнии, обретая зловещий стальной оттенок. Стены, казалось, сотряслись от глухих раскатов грома.

В штате Оклахома было объявлено штормовое предупреждение из-за длившихся уже несколько дней проливных дождей. Телевизор на стене показывал потоки дождевой воды, стремительно несущиеся по улицам маленького городка Чикаша, смывая все на своем пути. Сильный ветер наклонял деревья к земле.

Заключенные стали медленно сползать с железных нар и стягиваться в очередь – зеленую змею для получения подносов с завтраком – овсяной кашей и булочками с липким серым соленым соусом грейви из подливки, которая готовится на мясном соке, оставшемся на сковороде после жарки мяса.

До моей очереди оставалось всего несколько человек, как вдруг по громкой связи объявили мою фамилию. Нужно было подойти к огромной стеклянной стене, одностороннему зеркалу, через которое нас было видно, а наблюдавшие оставались скрытыми от глаз заключенных, и, лишь приблизившись почти вплотную, можно было разглядеть находившихся внутри надзирателей. В стене где-то на уровне метра над полом было окошко, через которое полагалось вести диалог с охранниками, получать по мере необходимости туалетную бумагу и передавать документы.

Сердце почуяло неладное, но делать было нечего, и я направилась к окошку. Надзирательница приказала мне подойти к двери слева от стены-зеркала и ожидать, когда меня заберут.

«Куда?» – ломала голову я, пытаясь убедить себя, что меня не постигнет участь исчезнувшей вчера за этой дверью моей фитнес-подопечной Фейт, которая так и не вернулась на свои нары.

Послышался щелчок, после которого полагалось потянуть дверь на себя. Так я оказалась в уже знакомом помещении-предбаннике, отделявшем тюремный барак от улицы. Внутри меня ожидали трое – два мужчины и одна женщина в черной униформе.

– Вещи собрать и с ними на выход, – грубо сказала надзирательница.

– Что? Зачем? Куда опять? – пыталась узнать я хоть что-то о своей судьбе, впрочем, не особо рассчитывая на ответ. Так уж положено, чтобы заключенный находился в постоянном нервном напряжении, гадая, что ему предстоит.

– Как придем, узнаешь, – рассмеялась в ответ женщина в черном.

Я покорно вернулась к своей верхней железной полке с номером 11 и стала собирать вещи в большую пластмассовую корзину с крышкой. Вещей было немного: пара комплектов зеленой униформы, коричневые шорты и грязно-зеленые футболки. Вокруг меня столпились мои подопечные в учебе и спортивных занятиях.

– Бутина, ты куда? – стали допытываться они.

Наконец подошла и Фэнтези:

– А ну разбежались, – шикнула она на женщин, и они, зная, что с Фэнтези шутки плохи, мгновенно расползлись по углам.

– Малыш, ты что натворила? – спросила она, когда мы остались одни. – А, впрочем, ясно: ты и нарушение тюремных правил – вещи несовместимые. Повод им все равно не нужен. Так слушай, я там была много раз. Это карцер на третьем этаже основного корпуса тюрьмы. Там уже пару лет сидит Джей, когда будешь на перерыве в общем холле, поговори с ней через дверь. Скажи, что от меня. Она хорошая девчонка, совсем ребенок, правда. Господи, надеюсь, это ненадолго. Ну ты, короче, держись там, ладно?

Голос из громкоговорителя снова прокричал мое имя. Пора было идти.

– Фэнтези, спасибо тебе за все. Я никогда тебя не забуду, – сказала я и, схватив пластиковую корзину, быстро пошла к выходу.

За дверью охранники надели на меня кандалы, наручники и цепь, придерживая за плечо, вывели на улицу, и через несколько секунд я оказалась в автозаке.

На заднем сиденье грязного автозака, окна которого заливали потоки дождя, я, едва шевеля губами, читала «Отче наш», прося Господа лишь о том, чтобы он дал мне сил пережить новое испытание и не оставлял меня одну.

Через пару минут машина въехала в гараж, дверь со скрипом поползла вниз и, наконец, глухо ударилась о бетонный пол. Меня выгрузили из кузова и отвели в коридор приемного отделения основного здания тюрьмы, туда, где оформляли при поступлении. Там я сидела на лавке, сжавшись в маленький комочек и трясясь от страха, понимая, что меня ждут дни, а может, даже месяцы одиночки.

Крупная женщина в форме подошла ко мне, и я, наконец, узнала, за что мне «прописали» воспитательный карцер – за то записанное накануне вечером видеообращение к россиянам. Я пыталась что-то возразить, говоря об американской конституции и первой поправке, закрепляющей свободу слова, в ответ на что надзирательница только громко рассмеялась и приказала мне «поднять задницу» и идти вперед в комнату для переодевания. Там мою зеленую униформу заменили на оранжевую, которая полагалась обитателям карцера. Лифт поднялся на третий этаж, где, как я уже знала, за бесконечными коридорами с железными дверями меня ждал страшный карцер с камерами без окон.

Моему взгляду открылся небольшой, примерно пять на пять шагов, бетонный зал грязно-бежевого цвета с двумя железными столами и приваренными к ним по кругу табуретками. Вокруг располагались металлические двери с маленькими окошками и закрытыми на ключ отверстиями для подачи еды. Надзиратель открыла большим ключом дверь третьей камеры, и я вошла внутрь. Каковы же были мое удивление и огромная радость, когда